Автор пьесы, режиссер и актриса - Рената Литвинова едина в трех лицах в своем новом спектакле «Северный ветер» в МХТ имени А. П. Чехова. L’Officiel Russia расспросил Ренату о трудностях работы над постановкой, дружбе, любви, семье и планах на будущее (как всегда - амбициозных).

07.08.2017
Ксения Собчак

Reading time 3 minutes

Часть 1. О спектакле «Северный ветер»

Рената, давайте начнем с нашего информационного повода. Почему вы решили делать этот спектакль?
Я села и вдруг начала писать пьесу. Я никогда не писала пьесы, хоть и закончила сценарный факультет. А что такое сценарий? Это то, что видно и слышно. Нечто близкое к театру, где ты не можешь написать: «Герой почувствовал то-то, у него в голове пронеслась вся жизнь». Если в кино применяется закадровый текст, это уже от отчаяния.

У нас ведь со сценаристами туго.
Да, это системная ошибка: Россия — пишущая страна, поставляющая миру выдающиеся тексты. Но это совершенно разные жанры — писать прозу и выстраивать диалоги в кино, в театре — наполнять скелет мышцами и прочими деталями, включая кожу. Например, я обожаю сочинять диалоги, я про себя это знаю. Иногда начинаю с какого-то наброска разговора, выстраиваю из него дом, в котором разговаривают эти герои.

Почему вдруг театр? Вам нравится играть на сцене?
Я люблю конкретно МХТ им. Чехова и нигде никогда больше не играла. Я играю в этом театре больше десяти лет, но если выбирать — актерство или режиссура, я выбираю авторство: сидеть под сценой, под камерой и выстраивать — сочинять свою концепцию мира. И иногда вскакивать в обслуживающей роли, которая бы помогала героям.

Какая вы в работе? Жесткая, нервная, долгая, стремительная?
Недолгая, кстати. У нас никогда не было репетиций до ночи. В длинных репетиционных периодах, несомненно, есть плюсы, но и минусы, когда утрачивается свежесть и адекватность восприятия. И кстати, я никогда не оскорбляю — я очень люблю своих артистов, но я требовательна. Некоторые люди, например, наш театральный звукорежиссер Галя не понимала «моего языка» и все время просила Земфиру перевести по-русски, что я такое ей сказала. А Земфира ее как раз понимала и защищала от меня. Я же вскипала!

Хочется больше про ваши репетиции, про сам спектакль…
Читки, репетиции и поиски я начала еще зимою, дописывая параллельно роли под своих актеров, проникаясь к ним и в них. В спектакле есть настоящие, выдающиеся актерские открытия — «куски, монологи, нити в ковре». У меня блистательный актерский состав — ансамбль: Софья Эрнст, Кирилл Трубецкой, Надежда Калиганова, Павел Ворожцов, Евгений Перевалов, Римма Коростылева, Мария Фомина… Люблю всех! Некоторых мне открыл Костя Богомолов — он оказался настоящим «геологом талантов» — ищет их и очень им помогает! Включая и меня. В каком-то смысле это очень нетипично и очень щедро с его стороны — делиться своими наработками.

«Вообще сам МХТ — такой театр, где любят открывать и давать шанс. И помогать, чтобы все состоялось».

В МХТ есть свои «ангелы театра» — Ольга Семеновна Хенкина, например. Она словно из «Театрального романа» Булгакова, театр — для нее все. Иногда я искренне предполагаю, что она живет внутри театра или театральных стен, тайных лабиринтов и появляется в нем, как все волшебники, — из ниоткуда, путем трансгрессии, потому что я не вижу ее вне театра. И Олег Павлович Табаков меня когда-то поразил своей силой и дерзостью, когда все были против, а он был за: за Шапиро — режиссера и за меня в роли Раневской — тогда мы выпускали «Вишневый сад». Двенадцать лет назад. Я это ему никогда не забуду и буду всегда благодарна. А вы не заметили, что благодарных очень мало? Я же всегда и до последнего помню, что человек помог, сделал добро…

Не могу не спросить о композиторе Земфире и художнике Рубчинском…
Как вы знаете, Земфира — мой пожизненный соратник, не побоюсь этой характеристики, прижизненный гений, теперь наш «список» пополнил и Георгий. Я, кстати, его принципиально называю не Гошей, а Георгием. Мне так нравится не сокращать его имя, а именно хранить в оригинале. Если вкратце, это друзья и даже больше. В любых проектах мы будем вместе. Это профессионалы, истовые работники, честные и искренние люди — мы через многое прошли, особенно с Земфирой. Еще к нам присоединилась Софья Павловна Эрнст — такой же верный друг и трудоголик — актриса моих проектов, альтер эго и вечный мотиватор. «Что уж тут скрывать или молчать (здесь цитирую Чехова), я люблю их».

Часть 2. О женщинах, которые вдохновляют

А почему, Рената, дочь свою не тянете в профессию? Мне кажется, это было бы логично.
Ну, когда нам были нужны бесплатные артистки в кино, и когда мне некуда деваться, и когда каникулы при этом… Она же учится! Я не хочу человека отрывать от учебы. Это несерьезно, во‑первых. А во‑вторых, я не из тех родителей, которые безжалостно продвигают ребенка в кино или на сцену, чтобы потом ими гордиться. Это так тяжело, особенно бездарным, так ранимо потом этим детям.

Где вы живете?
На Патриарших, недалеко, моя первая квартира, которая у меня появилась… Сколько же мне было? Тридцать семь, что ли?..

Патриаршие — ваше любимое место в Москве?
Я не могу сказать про район. Мне нравится моя квартира. И парижская мне тоже симпатична.

Парижская, наверное, как московская, с антиквариатом?
Нет, слава богу, она не забита ничем. В московской мне не хватает пространства, я все думаю, наверное, переселиться куда-то попросторнее. Я когда-то купила эти сто метров, а сейчас уже не влезаю в них.

Хотелось бы вернуться к теме «дочки-матери». Вы живете не по фильму «Осенняя соната»?
Да господь с вами! С чего вы такое взяли?

То есть у вас нет конкуренции с дочерью?
Нет, конечно. Какая может быть у меня с ней конкуренция?

Она красивая, молодая, успешная.

«Она красивая, молодая. А в чем конкурировать? Я могу встать на ее защиту и конкурировать с ее оппонентами, но никогда — со своим ребенком».

Но последнее время я защищаю ее поклонника от нее. Такой хороший мальчик: встречает, провожает. Она уезжает в Лондон сейчас учиться, и он вздохнул, сказал, что будет копить деньги, чтобы к ней ездить на выходные. Из Парижа. Это же круто, так романтично. Где такие берутся?

Вы такой стильный человек, что про любую вещь можно сказать — это Ренатино или не Ренатино.
А вот дочь бы с вами не согласилась, она не подчинилась моему стилю. «Ты во все черное одета, во все длинное, закрытая». Просто наступает такой возраст, когда нужно больше закрывать, чем открывать. И количество открытых мест уменьшается с каждым годом.

Вы часто с ней появляетесь в прессе, приходите на Бал дебютанток.
А что было делать? Она очень хотела на этот бал! Скажу честно: как же я ее отговаривала! Особенно папа старался! Но пришлось пойти. Я даже потратилась на учителя по вальсу! А вальс не пошел как-то, сложно это оказалось, я и сама его никак не могу высчитать по кружениям и шагам… Давайте уже не про нее, а то она меня за это осудит, что я ее обсуждаю и раскрываю всякие секреты.

Самый мой любимый ваш проект — вы делали его довольно давно, о нем мало кто помнит — назывался «Нет смерти для меня».
Это был первый мой документальный фильм. И пока последний, кстати.

Вы в нем разговаривали с прекрасными русскими актрисами — Мордюковой, Окуневской, Васильевой, Смирновой, Самойловой…
Все умерли уже. Только Вера Васильева жива.

Это были беседы о смерти, о старении. Важные женские темы.
И в финале наших съемок мы говорили о мечте — и все мечтали знаете о чем? О роли. Вы не поверите! Ничего им не надо было, только роль. Представляете? Какие мы проклятые все — в кино и театре. На самом деле не нужно много ролей — нужна одна, главная, как у Самойловой в «Летят журавли».

А с кем сегодня из ваших современниц вам было бы интересно поговорить?
Уникальные женщины есть у меня сейчас в спектакле — актриса Раиса Максимова, ей девяносто лет. Она сурова и абсолютный профессионал, рассказывает уникальные истории — еще дореволюционные мысли столетней давности.

«Например, про Мельпомену, покровительницу театра, — нужно служить ей верно, а если изменишь, нет мстительнее музы! Наказание последует самое жестокое!»

Это как раз для молодых актеров — вдруг прочитают наше интервью — чтобы знали… У меня есть моя покровительница — преподаватель сценречи Анна Николаевна. Когда-то она мне поставила «посыл звука» в зал, когда я начала репетировать Раневскую в «Вишневом саде». Она работала с Ефремовым Олегом — он тоже, как вы знаете, совмещал режиссуру и актерство и, когда был на сцене, просил ее контролировать спектакль. В последние годы у него был дыхательный аппарат, при этом Ефремов продолжал курить! Какой образ! Но я не договорила о совершенно выдающейся Мордюковой из моего режиссерского кинодебюта. Вот она была, конечно, клондайк, на съемках показала просто «край платка» своей личности. Вот она была настоящая Повелительница Ветров! Гений.

Из ваших современниц, скажем так, с кем сейчас, вам кажется, интересно поговорить на эту тему? С  Земфирой?
Земфира — гений прижизненный. С ней мы делали фильм «Зеленый театр в Земфире», где уже было большое интервью… А Земфира, как вы знаете, никогда не повторяется. Еще Кира Муратова — чрезвычайно дерзкая, парадоксальная и очень настрадавшаяся — вот кто бы мог ответить на многие вопросы. Ответить неожиданно. Ответить — неудобно для всех. Но она такая.

Часть 3. О любви и смерти

В ваших работах тема смерти, старости — сквозная.
Любовь и смерть. Почему только смерть? Если говорить про тему пьесы — там про любовь. Ну и про то, что временно обладание любимыми сущностями. Все мы тут временны. Пространство постепенно начинает вытеснять тебя — чтобы твое место занял кто-то другой. И эта комната, этот дом, это кольцо на руке — оно не твое, его уже надевают на следующий палец… или выкидывают.

А вы представляете себе смерть? Визуализируете как-то?
Да, для меня — это дама — своеобразная, кого-то уважает, кого-то не очень…

«Единственное, что момент встречи нужно подгадать как-то не в подлость своим близким, согласитесь. Дотянуть какую-то струну, допеть песню».

Хотелось бы покинуть любимых без «ножа в спину», а просто переместиться в другое прекрасное путешествие — я в этом совершенно не сомневаюсь. В своей бессмертности.
У меня иногда, очень редко, бывает такое состояние, когда можешь себе представить собственное небытие.
Мне бывают сны на такие темы. Например, о подвидах смерти, когда тебе сообщают, даже показывают, как ты будешь выглядеть после смерти. На поляроиде. Я видела свое фото со стеклянными глазами. Открытыми, но стеклянными.

То есть ваш главный страх — стеклянные глаза?
Это другое. Украшают же трупы. Например, одна знакомая вышла замуж за канадского парня, а там в семье какой-то бизнес. А когда она приехала в их дом, узнала, какой именно. У них был к дому пристроен такой огромный бетонный дом с трубой, и туда каждую ночь привозили умерших. И члены этой семьи — папа, мама, бабушка и дедушка — надевали перчатки, передники, уходили в ту бетонную пристройку и там — исправляли эти искалеченные тела… У них была такая специализация — по особо сложным случаям. Ты такая вся — невеста — живешь, а у тебя под боком — мама и папа твоего мужа, да и он тоже, приводят в порядок изуродованные трупы. Такой бизнес — вставляют стеклянные глаза.

Я прочитала про ваших родителей. Ваша мама с красивым именем Алиса Михайловна была челюстно-лицевым хирургом. Тоже жесткая профессия! Кровь, операции, травмы. Как ваше эстетское мироощущение выросло из этого?
Она обожает ставить смертельные диагнозы. Пьяного какого-нибудь найдет, обязательно скажет: «Труп». Сейчас я перевезла ее в дом поближе, а раньше, когда она жила в неблагополучном районе, вечно там что-то находила — ну, умерших. То там найдет, то сям. Я говорю: мама, что тебя все тянет? Пульс щупает. У меня с ней была отличная история. Ужасная зима, минус тридцать, ветер кошмарный, мы с ней идем, а в щели между магазином и домом лежит мужчина в ветровке. Синий. Она пощупала пульс, говорит: «Ну, труп». Я говорю: «Какой труп? Ты что, мама!» Начала я его трясти, орать. Проехала мимо милиция, я кричу: «Заберите! Смотрите, мужчина замерзает». Я его растрясла, он открыл глаза, и его увезли. Мы приходим домой, чай завариваем, и она говорит: но ведь это ты его растрясла, а вообще он был труп. Она говорит, что из меня вышел бы хороший врач. Что во мне есть доля сочувствия и доля беспощадности. Я сочувствую людям, мне кажется, даже больше, чем она. Она может сказать: «Ничего, не больно — терпи».

Выражаем благодарность за помощь в подготовке материала Татьяне Стрекаловской и магазину SV MOSCOW

Текст: Ксения Собчак

Стиль: Маргарита Зубатова

Ассистент фотографа: Иван Голованов

Макияж и прически: [email protected]

Ассистенты стилиста: Лиза Кологреева, Яна Панкратова, Ксения Леванова

Продюсер: Сергей Буниятов

Ассистент продюсера: Ксения Лобанова

19 января, Минск /Корр. БЕЛТА/. Смерть мамы, новая команда звезды, мода и деньги - в откровенном интервью Ренате Литвиновой Земфира признается в том, что могла доверить только очень близкому человеку. В преддверии концерта 15 марта в "Минск-Арене" публикуем самые важные и актуальные выдержки сенсационного материала.

Новый креативный директор журнала о моде Numéro Russia Рената Литвинова сразила наповал своих читателей первым же номером, созданным под ее руководством. Первая обложка Земфиры за последние десять лет снаружи и откровенное интервью с ней же внутри февральского номера.

На черно-белых фото гениальная певица кутается в кожаный плащ, прогуливается по палубе и восседает в винтажном кресле. Говорит о важном: семье, творчестве, отношениях между людьми, деньгах и, конечно, предстоящем туре. Сложно представить, чтобы с кем-то она была более откровенна, чем со своей подругой Ренатой, которая и является автором публикации.

"Ты будешь брать у меня интервью? О нет. Мы говорим с тобой уже 12 лет. И ты снова хочешь поговорить? О Чем?", - именно так Земфира сначала отказала в Литвиновой интервью. Однако затем разговор все-таки состоялся. "Земфира никогда не дает интервью просто так, чтобы привлечь к себе внимание, скорее она склонна к обратному - скрыться, быть "незаметной, неслышной, невидимой, независимой от притяжения"… и вот она вышла из тени. Почему? Об этом и не только я, испытывая трепет и ответственность перед ее беззащитной честностью, ранимостью, начала наш разговор", - признается Рената Литвинова читателям журнала.

О МАМЕ

"Когда моя мама скончалась, я стояла у ее гроба и передо мной стояла огромная дилемма: что же меня больше выбило из колеи - то, что она умерла, или то, что с ее смертью я окончательно осиротела? Мы не были особенно близки - жили в разных городах. Но до тех пор, пока жив твой последний родственник (а до ее смерти я потеряла всех, сначала отца, потом брата) ты вроде как на плаву. А когда теряешь последнего, понимаешь, что тебе нужно жить - ты молод, успешен, ты должен жить дальше, но не понимаешь: зачем?".

О ТУРЕ И НОВЫХ МУЗЫКАНТАХ

Несмотря на трагедию в семье, певица нашла в себе силы и уже в начале февраля отправится на масштабные гастроли. На протяжении двух месяцев Земфира будет ездить по крупным городам России, заглянет в Ригу, Таллин, Вильнюс и порадует своим визитом поклонников из Беларуси.

"У меня нет семьи, нет детей. Мне не на что расплескиваться. А теперь у меня нет даже родителей, осталась только профессия. И при таком раскладе несложно быть идейным человеком. Теперь уже я цепляюсь за нее, чтобы найти причины, чтобы продолжать жить".

"Ты знаешь, как я искала талантливых людей, но не знаю, что происходит с музыкальным образованием в этой стране - это какие-то зажатые, неталантливые, косноязычные в музыкальном смысле люди, которые приходят и пытаются понравиться. А если они хоть на секундочку понравятся, они заряжают какие-то немыслимые цифры. Последний год я работала с хорошими музыкантами, но так нельзя: я бы обрушила музыкальный рынок, нет таких гонораров! И я поняла, что меня просто используют".

"Ты прекрасно знаешь, как я люблю музыкантов - как детей! Но когда меня цинично и откровенно используют, я не понимаю: за что? И я приняла решение, что работаю с музыкантами, которые объявляют свой личный гонорар, а не какой-то особенный - для певицы Земфиры. И взяла отличных молодых английских парней".

Именно с британскими музыкантами Земфира и отправится в тур. Англичане будут сопровождать звезду по всем городам, заявленным в гастрольном графике, в том числе в Минске.

О МОДЕ

"Я ни разу не модник. Более того, меня бесят модники, которые пытаются успеть, угадать. Попасть в тенденцию. Это ж сколько нужно тратить времени, чтобы так жить! (…) Я люблю пальто, плащи, ненавижу эти короткие, выше талии, куртки. Я люблю твид, мятые ткани - всегда прошу мне не гладить ничего. Я просто люблю мятые вещи! Ненавижу новую обувь. Мне просто неловко в ней выходить. Я была бы рада, если бы мне ее кто-нибудь заранее разнашивал. Мне кажется, что отовсюду видно, какая она новая и как блестит, и меня прямо тошнит от этого!".

О ДЕНЬГАХ

"Для меня деньги - это не то что не самоцель. Для меня деньги - ничто. Деньги - эта тема меня очень расстраивает, потому что я вижу реакцию людей на деньги. Наверное, все дело в том, что мне не надо так много. Да, я люблю комфорт, но это тот минимум, который я могу себе позволить. Я предпочитаю хорошее вино, но у меня нет вредных привычек, я не хожу в казино и не покупаю себе драгоценности. Я стесняюсь, когда люди начинают трясти деньгами, я вижу, как деньги портят людей, изменяют их, как разделяют меня и близкого человека. И если бы у меня было в десять раз меньше денег, я была бы точно такой же, как сейчас! И для меня это больной пункт: те, кто ко мне прикасается, пытаются заработать на мне. И я терплю-терплю-терплю, а потом взрываюсь, потому что уже больше нельзя терпеть, потому что кроме денег есть же что еще! Ну, правда".

О НЕПРАВДЕ

"Очень рано я поняла: чтобы хорошо соврать, нужно приложить массу умственных усилий. Хорошая ложь дорогого стоит. Даже в семь лет я понимала выгоду в том, чтобы говорить правду! Во-первых, бешеная экономия времени, во-вторых, это свойство моего характера. Я знаю людей, для которых соврать ничего не стоит - врут, как дышат. Я своим рациональным умом понимаю, что ложь всегда будет раскрыта. Зачем затрачиваться и удлинять путь из точки А в точку Б? Не врать - это, конечно, роскошь".

Концерт Земфиры в рамках тура "Маленький человек" состоится в Минске в "Минск-Арене" 15 марта 2016 года. Не откладывайте покупку билетов - в Москве солд-аут случился в день открытия продаж.

Стоимость билетов: от 350 000 до 1 100 000 бел. руб., танцпол - 700 000 бел. руб., фан-зона - 1 000 000 бел. руб.

Инфолиния: +37529 75 111 75, +37529 106 000 3.

Купить билеты можно на сайте организатора мероприятия - концертного агентства "Атом Интертеймент http://atomenter.by (без комиссии), на сайтах билетных операторов, а также в кассах города.-0-

Ренату Литвинову приметили после “Нелюбви” Валерия Рубинчика, для которой она написала сценарий, а воспели после “Увлечений” Киры Муратовой, где она исполнила собственные монологи от имени медсестры Лили. С тех пор Литвинова - прима нового российского кино. Недавно она дебютировала как продюсер фильмом “Небо. Самолет. Девушка”, а сейчас заканчивает - уже как режиссер - фильм “Богиня”.

Ренату любят, ею восхищаются - я знаю многих таких, влюбленных в нее, по преимуществу мужского пола. Ренату не любят, даже не терпят - и таких, ею раздраженных, я тоже знаю много, по преимуществу пола женского.

За что ее любят - вопрос праздный и лишний. Любить “за что-то” - занятие странное, “за что-то” можно ценить. Рената Литвинова знает это лучше многих, иначе не сочинила бы сценарий фильма “Небо. Самолет. Девушка”, где небесная девушка Лара испытывает смертельное чувство к брутальной пустоте в штанах и наполняет своего никчемного избранника этим чувством. Лара именно любит, а не влюблена: для Ренаты разница существенная. “Влюбленность - это потрясающе, ты можешь испытать ее бесконечно много раз. А любовь - нет. Иногда она совсем далека от чувственности, совсем-совсем. Это какой-то удар ножом в сердце и вечная боль. Ты ходишь с ножом в сердце годы и годы, и это называется любовью”. - “Специально не вынимаешь ножик?” - “А как его вынешь? Он же не вынимается, этот нож, воткнутый в сердце. Пока сам не растворится. Но даже и тогда металл останется, не забудется. Любовь - это большие-большие раны. Это не мясо, но что-то очень кровавое”.

За что ее не любят - вопрос тоже лишний, все понятно. Вряд ли ревнуют к успеху - разве что чуть-чуть. Скорее раздражены на эту ее вызывающую, ни-на-кого-не-похожесть, которую со зла называют манерностью; на то, что она в своем роде одна. То ли придумала себя, то ли на самом деле такая. В любом случае обидно, и я понимаю недоброжелательниц. Они, наверное, думают: если на самом деле такая, то почему именно она, а не я? Если придумала себя такой, то почему именно ей это в голову пришло, а не мне?

В нелюбви Рената тоже знает толк. Она даже назвала так сценарий, по которому Валерий Рубинчик поставил фильм с Ксенией Качалиной в главной страдательной роли. “Нелюбовь” сделала Литвинову известной, но еще не модной. Ей было двадцать четыре, и она считает это время самым страшным в своей жизни. “Ко мне сейчас на пробы приходят молодые артисты, я спрашиваю, сколько им лет. И если слышу, что двадцать четыре, то думаю: боже мой, как страшно... Такой пик отчаяния. Прямо какой-то ужас, полная безысходка”. Может, потому и сочинилась “Нелюбовь”.

Мужчинам в ее ранних сценариях доставалось крепко. Получались они у нее жалкими особями. “Сейчас я не сражаюсь с мужчинами”, - сообщает мне Рената, и это означает, что раньше сражалась. Она пересмотрела свой взгляд на мужской вопрос, а в остальном - не изменилась. “Я всегда была такой, сколько себя помню”, - утверждает Рената, имея в виду не образ ослепительной белокожей блондинки с чувственно яркими губами, а способ воспринимать окружающий мир и вступать с ним в отношения. Например, с материальным миром у нее отношения натянутые. Так исторически сложилось. Приборы в ее руках ломаются, лампочки взрываются. “Я побеждаю электричество, оно у меня отключается”. - “У вас есть этому какое-нибудь ненаучное объяснение?” - “Не-а. Я стараюсь не вникать, чтобы совсем не обезуметь. У меня даже однажды бутерброд из рук выскользнул и мне на спину приземлился, представляете?” Я представляю с трудом. Вежливо интересуюсь, в какой позе Рената его ела. “В обычной. Мне его принесли, он выскользнул, подпрыгнул и прилип к спине. Даже бутерброд против меня”.

Это она в маму. Рената рано поняла, что мама о ней, конечно, заботится, но вообще-то о ней самой заботиться не мешает. “Моя мама - очень творческая и совсем безбашенная”. - “А чем мама занимается?” - “Она у меня врач”. - “Как интересно. От каких болезней лечит?” - “Она у меня хирург”. - “Ого. Лечь под скальпель безбашенного хирурга - это, наверное, жесткий опыт”. - “Моя мама, чтоб вы знали, потрясающе хороший специалист, у нее очень легкая рука. Я ее от всех обстоятельств защищаю, она мне жалуется то на одно, то на другое. Вот вчера звонит, говорит, что бусы какие-то потеряла. Я ей пообещала новые подарить. У меня еще бабушка была уникальная. Бабушка умерла, а маме дай бог здоровья. Вообще мне с моими женщинами повезло, они обе нереально гениальные. Конечно, они наделали кучу ошибок в жизни, но я их за это дико люблю”.

Еще она дико любит другую женщину - дочку Улю. Называет ее главной женщиной своей жизни. Портрет рыженькой Ули украшает мамину сумочку. Уле два года и два месяца, она потихоньку начинает говорить, называет себя Уняней, скучает, когда мама в отъезде, и собирается сниматься у нее в кино. “Я ее больше не оставлю. Никогда. Вот поеду в декабре на новые съемки и возьму ее с собой”.

Я высказываю аккуратное предположение, что Рената решила стать мамой, когда почувствовала себя готовой к этому, но она не оставляет камня на камне от моей версии: “Да вы что? Не думала, не гадала. Просто на меня свалилось такое счастье. Контрамарочница моя, бандитка маленькая”. Наверное, у Леонида, мужа Ренаты, другие представления о происхождении двухлетнего счастья, но мы с ним об этом не разговаривали. Имя выбирала Рената, ей захотелось, чтоб дочка стала Ульяной. “Сильное имя. И дочка у меня сильная”.

Рената тоже сильная, факт. Любит слово “нереально”, но представления о жизни у нее наверняка самые реальные. Не надо думать, будто она не от мира сего. Это большая ошибка так думать. Рената, конечно, протестует, когда ее называют деловой женщиной, говорит, что совсем не деловая, что устала, что сил нет, что вот и в сумочке у нее бог знает что, а у деловых женщин так не бывает - и показывает мне набитую сумочку. Там действительно впечатляющий раскардаш, но я все же настаиваю на своем: у дамы без деловой жилки и жесткой хватки - талант не обсуждается, это само собой - не получится совместить в себе актрису, сценариста, режиссера, продюсера, телезвезду, светскую леди, жену, хозяйку дома - и чтоб еще на ребенка время оставалось. У Ренаты же получается совмещать, не поступаясь хрупким образом ослепительной и не приспособленной к земной жизни блондинки. Особый дар, между прочим. Она умеет быть жесткой, вы уж мне поверьте.

Когда мы по телефону договаривались о месте встречи, и я долго проявлял географическую бестолковость, Рената в какой-то момент вышла из образа и стальным тоном с едва заметной капризной нотой оборвала очередной мой вопрос: “Ну, все. Я не могу пятнадцать минут тратить на разговоры. У меня монтаж”. У нее действительно был в тот момент монтаж “Богини”, первый фильм не шутка, но главное - я почувствовал, как Рената умеет себя поставить, когда надо. И официанта в ресторане, который мы с ней ошибочно облюбовали, она отчитала по полной программе. Нам мешала громкая музыка, Рената вежливо попросила утихомирить децибелы. Потом попросила во второй раз. Потом резко встала, подозвала официанта и сообщила ему, что отменяет заказ и уходит. Прибежал управляющий, долго извинялся и был царственно прощен.

Хрупкую беззащитную блондинку-грезу, гостью из призрачного прошлого она придумала отлично - безупречный ход, чистая работа. “Не было у меня никакой специальной прикладной цели, не думайте. Мне просто захотелось стать такой. Да и кому, скажите, я была интересна со своим образом? Только сама и наслаждалась”. Ну, это уж позвольте. В середине 90-х, когда старого кино уже не было, нового кино еще не было, но светская киношная тусовка бодро обновилась и разжилась разными модными персонажами, Рената “со своим образом” в той тусовке блистала на правах первой гранд-дамы. Я так прямо это ей и говорю, а она делает вид, что удивлена: “Ну с чего вы взяли? Кидаетесь фразами какими-то”. - “Ничем я не кидаюсь. Ведь ни один светский раут без вас не обходился”. - “Серьезно?” - “Это я вам буду рассказывать?” - “А я вот, представьте, не замечала. Была такая изолированная, никому не интересная страдающая душа”. - “Одно другому не мешает”. - “А-а-а, так вы меня про тело спрашиваете? Имеете в виду, что тело транслировало полную востребованность? Спасибо. Но душа-то мучалась”.

Про взаимоотношения души и тела ей говорить интересно. Не любит перегибы - когда о теле заботятся, а душу забрасывают в дальний угол. “Вкалывают в себя разные вещества, а сами - злобные и отвратительные. Нет, мне не нравятся все эти молодящиеся артистки с шиньончиками. Все эти искажения пластические, все эти лица натянутые-перетянутые. Что они себе думают, что у них с головой? Это же кража души”. Звучит как страшный приговор. Я пугаюсь. Лепечу, что здесь возможны варианты. Вот, скажем, Марлен Дитрих удалилась с глаз публики долой, чтобы ее старение не стало ничьим достоянием, а оставалось бы ее личной драмой. А Лени Рифеншталь до ста лет ныряла на людях с аквалангом и своих морщин не стыдилась. И Анни Жирардо тоже проблемы из них не делает. Какой вариант ей, Ренате, ближе? “На самом деле правильно состариться - это проблема головы. Есть красивые морщины, есть некрасивые. Лучше бы Жирардо ушла”. - “У кого красивые?” - “У Фанни Ардан. У Анук Эме, она - гениально состарившаяся женщина. А Брижит Бардо просто мопс”. Я опять пугаюсь. “Нет, интеллигентные методы борьбы с возрастом я не отрицаю, - проявляет Рената великодушие. - Человек ведь внутри себя не стареет. Может, чуть-чуть устает, ломается. Но внутри он такой же маленький, каким родился когда-то. И очень несправедливо это несоответствие постаревшей оболочки детскому самоощущению. Поэтому я буду приветствовать желание ухода от старости. Пускай, пускай. Только надо чувствовать меру, не пытаться вообще время остановить”.

“Мало времени, мало времени”, - повторяет Рената несколько раз, пока мы беседуем о разном. Когда она впервые почувствовала, что времени мало? “Я всегда с этим жила. Не успеешь сказать раз-два-три, как уже старая-старая или вообще в гробу лежишь”. Я пугаюсь в третий раз. Конечно же, фильм “Нет смерти для меня” она делала не только про блистательных див советского кино, но и про себя. Примеряла их судьбы.

С дивами она в особых отношениях с детства. В школе ее сторонились, она сторонилась в ответ. По вечерам возвращалась домой, там никого не было, потому что мама допоздна горела на работе. Ждал Ренату только голубой волнистый попугайчик Тотоша. А также великие актрисы, которые каждый день в шесть вечера по радио устраивали “литературные чтения”. Все одноклассники гуляли во дворе, а Рената слушала радио. И поедала сосиски с зеленым горошком. “Они в термосе были, потому что газ зажигать мама мне не разрешала. У меня до сих пор к сосискам отвращение, я их все детство каждый день ела. Горошек-то, хрен с ним, а сосиски видеть не могу”. Под эти самые сосиски она, наверное, и вымечтала ту блондинку, в которую потом превратила себя. Пока она мечтала, одноклассники обсуждали ровесниц-блондинок, а одноклассницы - соответственно, ровесников разного окраса. “Помню, был у нас урок физкультуры зимой. Учитель сказал съехать на лыжах с горки. И ко мне подошел Протасов, был у нас такой маленький и страшный, не знаю, что с ним сейчас, так вот, подошел он ко мне на горке и сообщил, что у него была ночь любви с какой-то девушкой. Так важно сообщил и съехал вниз. Восьмой, что ли, класс. Я просто была в шоке. Думала: боже мой, чем занимается наш Протасов... Или девочки мне иногда жаловались, что им приходится ходить в больницу и предотвращать свои беременности, а я все думала: боже мой, боже мой... Я была подзадержавшаяся в развитии, я еще не жила такой жизнью, все ждало меня впереди”. Представляю себе Ренату - наперсницу беременных девочек, мне смешно. Наверное, высокая такая, нескладная. “Да, я была дико высокая. Рядом с Протасовым уж точно. Бедный Протасов, прости меня”. - “Вы так уж за него не переживайте. Может, он в порядке, заседает где-нибудь в совете директоров”. - “Протасов? Это вряд ли”.

У нее нет нежных чувств к своему нежному возрасту и к одноклассникам (“глаза бы мои их не видели”). Она считает себя терпимой, но признается, что чем дольше живет, тем лучше понимает, что, если человек неприятен, то не нужно ни его понапрасну мучить своей терпимостью, ни себя. Произносит это свое “чем дольше живу” - и сама смеется. А потом задает вопрос: “Вы знаете, какой я была, что называется, в молодости?” - и опять смеется. “Вот, докатилась, такие страсти вам говорю”. И тут же без перехода: “А вам сейчас сколько?” - “Мне тридцать пять”. - “Ну, хорошо. Еще не старый”. - “Но уже не молодой”. - “Не-е-т, для мужчины это вообще не возраст. Для умной женщины тоже. Для дуры, конечно, плоховато. У нее уже все в прошлом. А для умной - самый класс”.

У Ренаты Литвиновой сейчас как раз тот самый “классный возраст”. И она умная, тут даже недоброжелательницы не возразят. А доброжелатели закивают головами.

“Скажите, Рената, мужчина способен понять женщину, как вы думаете?” - “Женщину не нужно понимать. Ее нужно любить”.

Рената Литвинова - не тот человек, с которым легко столкнуться в дверях кинотеатра «Москва» на какой-нибудь из премьер или за баром на светском мероприятии. Только если это не редкие вечера La Maison Remy Martin. Правда, и здесь придется занять очередь среди поклонников и журналистов. Так что если все-таки удалось выхватить ее из толпы даже на самый короткий разговор - вы счастливчик. Наш small talk длился всего 10 минут, а поместилась в него довольно весомая часть жизни «богини» российского кинематографа и музы самых обсуждаемых дизайнеров современности.

«Присаживайтесь», - указывает Рената на стул не напротив, но прямо между собой и Константином Богомоловым. Не каждый день втискиваешься в такую компанию. Мы находимся в небольшом зале Музея им. Щусева, где вскоре начнется их лекция. На тему? «Красоты, конечно. Тут у нас общая точка зрения», - улыбается Рената. Впрочем, у Богомолова есть своя версия. «Мы объединились в прошлой жизни», - шутя или нет замечает он, позвякивая льдом в стакане.

Она в черном, с красной помадой, лицо щедро припудрено, в руке бокал шампанского. Волосы завиты на манер 20-х - практически классика «по-ренатовски». Позже, правда, набросит на плечи балахон - наверное, с плеча Демны Гвасалии (не только креативного директора Balenciaga и дизайнера Vetements, но и ближайшего друга Ренаты). И всё - совсем другая Литвинова. Точнее, та, к которой мы уже почти привыкли: разбавляющая привычный голливудский шик толстовками Рубчинского и многослойными платьями вышеупомянутого Демны.

«У нас с Константином одни вкусы на артистов, на красивых артистов. Пол не имеет значения», - добавляет Рената, между делом напоминая своему напарнику, что вскоре они должны встретиться еще и у него на новоселье. «Когда же у вас закончится ремонт? Первого декабря? Строители всегда обманывают».

И все же о красоте: «Я очень часто спрашивала у мужчин: что для вас красивая женщина? Подавляющее количество отвечали, что при выдающейся внешности все же главное - доброта. Так что красота, наверное, как любовь, - причин для нее нет. Просто чувство, которое возникает, - Рената глубоко вдыхает, - и захватывает тебя».

Константин Богомолов и Рената Литвинова

Главный лейтмотив всех ее интервью - будь то 2009 или 2018 год - рассуждение об уникальности человека. О собственной уникальности. Вот и сейчас она хватается за самую точную характеристику самой себя: «Я не норма. Можно только посочувствовать тем, кто сравнивает себя с другими. Мне кажется, это путь в никуда. Может, у меня мегаломания (бред величия - прим. ред. ), но я куда ни брошу взгляд, думаю, боже, насколько же у меня все хорошо».

Действительно: вот, в МХТ начался новый сезон ее спектакля «Северный ветер», билеты на который распроданы («Как это вы не были? Я вас приглашаю»), а сюда она приехала прямо с декораций («Снимаем кино. У нас будет нечто грандиозное - история семьи, такая сага, сказка»). Одна только проблема: «Я все время кем-то обольщаюсь. Я стремлюсь найти кого-то близкого, очаровываюсь, а потом разочаровываюсь, а потом снова… Конечно, лучше бы этого не делать. Но ведь бывают счастливые случаи. Пока я в поиске».

Тут к разговору снова подключается Богомолов: вспоминают муз Феллини («Ну он же нашел себе Мастроянни - красивого чудесного артиста»), Антониони («Вспомните их с Моникой Витти») и Годара. Не так давно своей музой (точнее, альтер эго, а это как будто еще глубже) Рената называла Софью Эрнст, которая исполнила одну из ролей в ее «Северном ветре», но: «В контексте спектакля она устремлялась туда, играя Маргариту... Понимаете, должно очень повезти, чтобы ты встретил такого человека, которого сможешь назвать своим альтер эго».

Такое течение жизни сквозь призму обольщений и разочарований, скорее, вдохновляет ее. Вокруг и так «слишком много реализма», а теперь еще и в кино его в избытке. Она же постоянно ищет другие точки обзора. «Реализм - это совсем не моя чашка чая. Это же такой репортаж рыбы, которая плывет, и все показывается ее выпуклыми глазами. Я это могу и так посмотреть. Кино - это что-то над жизнью, какие-то мои личные сны. Мне это гораздо интереснее смотреть и у других режиссеров тоже. Ведь и в жизни бывают такие таинственные события… Когда я, например, рассказываю какие-то странные истории, которые со мной приключились, мне не верят. Но ведь они же есть - почему это не показать?»

К женщинам-режиссерам она относится снисходительно и одновременно шутливо: «Мне вот они часто говорят, что я их вдохновила, когда взяла и перешла в режиссуру. Но иногда я понимаю, что стала дурным примером. Ну ладно, пускай я буду ориентиром для кого-то».

С другого конца зала жестикулируют - вот-вот начнется лекция. Рената не спеша делает глоток шампанского. «Да, сейчас очень много женщин за кадром. Но если это талантливо, ты же не обращаешь внимания на пол. Женщина может раскрыть такие темы, которые мужчинам не даются». Звучит как тост. Рената бросает взгляд на Богомолова - пора.

- Помните ли вы, как познакомились с Кирой Георгиевной?

Это было на кинофестивале «Арсенал». Я только закончила сценарный факультет ВГИКа, и мою курсовую работу опубликовали в журнале «Киносценарии» - тогда этот альманах читали все кинематографисты. Его главным редактором был потрясающий сценарист [Евгений] Григорьев, он часто издавал дебютантов, давая им некий старт и шанс в профессии. И Кира прочитала меня и хотела даже поставить мой первый опубликованный сценарий «Принципиальный и жалостливый взгляд Али К.» - кстати, это в чем-то взгляд и Киры Георгиевны тоже, очень принципиальный и жалостливый.

И вот через какое-то время я приезжаю на «Арсенал», была ночь и салют, вдруг ко мне подбежали и сказали, что только что приехала Кира Муратова! Я так и подошла к ней представляться - под взрывы и вспышки петард. После она мне сказала: «Мы совершенно вас другой представляли!» «Мы» - это она и ее муж, художник и соратник Женя Голубенко. Прошло почти тридцать лет с того дня.

- И каким было ваше первое впечатление, какая она, великая Муратова?

Первое впечатление от нее - то, как она пронзительно смотрела и какая была добрая и веселая одновременно. Кира в меня всегда вселяла какую-то радость - это было необъяснимо - или она меня очень удивляла, даже критикой, настолько она была парадоксальной. Как какая-то совершенная математическая формула, вот такими иногда были ее высказывания.

- Менялась ли с годами ваша дружба?

Не могу сказать, что это была дружба. С моей стороны - кто я была в начале нашего пути? Двадцатиоднолетняя выпускница сценарного факультета. Для меня Кира была чем-то большим, чем режиссер или друг, - я восприняла ее сразу как Учителя, а это как родственная связь. Когда меня кто-то критиковал или обижал, она всегда меня защищала - а я уж тем более, как если бы кто-то оскорблял мою маму. Вот такое у меня было отношение к Кире.

Потеряв ее сейчас, осознаешь, как любишь этого человека. Я ее очень любила. Она меня открыла, научила многому - почти всему в кино. Она всегда была беспощадно честна со мной. Да и со всеми. И она постоянно изумляла меня своими жизненными и творческими установками и своею дерзостью, которая бывает только у очень юных. Никогда я не чувствовала ее возраста - всегда она размышляла как молодая. И была добра и благородна, как будто все человеческие предательства и несчастья не испортили ее отношения к людям.

Мешало ли вашему общению то, что она жила в Одессе, а вы в Москве? Насколько вам обеим было комфортно в современной политической ситуации?

Физическое расстояние держало между нами священную дистанцию. Не политическую. А так, я последние несколько лет обещала, хотела приехать к ней, а вот приехала только на похороны…

Я сколько помню, на одесской киностудии, где она снимала свои фильмы, а я, соответственно, вместе с ней - там всегда было полуобитаемо, без отопления. Мы озвучивали фильмы в звукоцехе в дубленках и куртках. Однажды на мне загорелась песцовая шуба от обогревателя, но все обошлось, а сама студия сгорела через полгода окончательно - дотла.

Так и не дождались мы за эти тридцать лет ее расцвета… Кино становилось все сложнее и сложнее запускать, доставать под проекты деньги, а потом эта политическая ситуация поставила крест на финансировании из России. Кира словно жила в своеобразной южной ссылке - в единственном числе, ни с кем не смешиваясь и храня себя. И в Москву она переезжать отказывалась.

© Ксения Поггенполь

Вы ведь учились на сценарном во ВГИКе, и только Муратова смогла открыть в вас актерское дарование. Как же ей удалось убедить вас попробовать себя в иной ипостаси?

Уже когда я училась на сценарном факультете ВГИКа, меня много приглашали сниматься, даже известные режиссеры, а я всегда держалась своих принципов - не быть актрисой - и отказывалась. Но с Кирой Георгиевной как я могла вообще что-то решать? Кира позвала - я сразу согласилась, как солдат, настолько я ее уважала. И для меня вмиг зажглось счастье - быть рядом с ней на площадке и узнать - как это бывает, когда снимают гениальное кино.

- А каким был ваш первый день на съемочной площадке?

Важнее были первые пробы - когда я вдруг произнесла свои монологи, которые написала сама для себя в фильме «Увлеченья» , и сыграла. Мы все вместе подошли к монитору и стали смотреть мои пробы. И вдруг все заулыбались и даже засмеялись, глядя на экран и на меня в роли медсестры Лили. Мне было дико на себя смотреть в экране, но одновременно это было так странно интересно… И тогда я поверила Кире Георгиевне, что я смогу у нее сыграть, - поверила окончательно и бесповоротно и больше никогда не сомневалась.

Она открыла во мне эту дверь - быть у нее актрисой, больше ни у кого я так не могла играть. Только у моей любимой Киры, у которой я могла быть самой собой или той, которую хотела Кира. С ней у меня получалось все. Это нескромно, но это правда. И это ее заслуга и магия.

Без Киры Георгиевны вы бы не были актрисой, а без чего ее не могло бы быть? Что (или кто), на ваш взгляд, на нее оказали сильное влияние?

Она всегда говорила про Сергея Герасимова, своего учителя во ВГИКе, с обожанием. Он ее любил взаимно и всегда ей помогал - она была его любимой ученицей на том режиссерском выпуске. Еще она любила Параджанова, с которым дружила, и он был даже в нее по-особому влюблен. Она любила Германа-старшего, очень любила Сокурова - мы вместе на Берлинском фестивале бежали смотреть его фильм прямо со своего показа, так она боялась опоздать! Она любила своего мужа Женю Голубенко - своего соратника и своего художника, своих внуков и всех своих актеров на площадке… Наверно, она могла бы и без них свершиться, настолько она была сильная, но она свершилась вместе со всеми своими такими любовями… Были нелюбви тоже, но любви было больше.

- А было ли что-то в Кире Георгиевне, чего вы не понимали?

Понимать или не понимать Киру - так никогда не было с ней. Вот если ты любишь человека, ты его таким принимаешь - рано или, раскаиваясь, поздно.

Отрывок из фильма «Три истории» Киры Муратовой

Довольно часто наряду со знаменитыми актерами она предпочитала снимать непрофессиональных. Как вы думаете, почему?

Я тоже у нее научилась этому - снимать непрофессиональных актеров - зато личностей, персонажей! Она всегда говорила про ложку дегтя в бочке меда, иначе слишком сладко.

А насколько она обращала внимание на музыкальное сопровождение в фильме, работала над ним? Какую музыку слушала?

При мне, на моих глазах Кира полюбила Земфирину музыку - как-то эти две гениальные женщины прониклись друг к другу. Кира пришла к ней на концерт в Одессе - Земфира ее пригласила и спела в строчках своей песни: Я недавно увидела этот фрагмент и заплакала.

- Было ли у нее что-то, что она мечтала экранизировать, но не сделала по тем или иным причинам?

Ей не разрешили снять «Княжну Мэри» по Лермонтову. Собрали какое-то собрание на Одесской киностудии, заклеймили, закрыли картину, уволили из режиссеров, смыли снятые негативы - ей пришлось работать в библиотеке киностудии, чтобы на что-то жить… А потом она все равно сняла много гениальных картин.

- Какой главный жизненный урок она вам преподала? Что в Ренате Литвиновой воспитано Кирой Муратовой?

Мой главный жизненный урок от Киры - быть поодаль, одной, отдельной. Уметь пойти против всех. Уметь быть раздражающей - уметь смириться с непониманием и все равно продолжать. И она меня научила любить кино. И прощать. И быть женщиной-режиссером - тоже научила она. Она как второй мой университет, который длился почти тридцать лет.

И она меня научила когда-то: «Хотите я открою вам секрет? Монтируется - все! Нет никаких правил!» Вот в этом зазоре, где нет правил, там и укрываются все гении.

А чем в итоге закончилось противостояние с пограничной службой Украины? В новостях говорили, что вас могут не пустить на прощание.

Хоть мне говорили, что меня могут не пустить на границе с Украиной, я все равно не могла не поехать к Кире. Из Москвы мы летели через третью страну, чтобы приземлиться в Одессе, - прямых рейсов с Украиной у нас теперь нет. На паспортном контроле у меня взяли отпечатки пальцев и пропустили - это заняло минуты три. А в самой Одессе люди были очень добрые.

Похороны прошли, как завещала Кира, - без речей, приглашенных, прощаний и поминок, она это ненавидела. Она хотела, чтобы ее сожгли и не было могилы. Это были самые светлые похороны в моей жизни. Все было так, как она хотела. Даже в своих похоронах она была самая крутая. Но пока мне до сих пор не осознается, что больше никогда мы не запустим ее камерный и малобюджетный фильм в Одессе.